English  twitter share button     Share LiveJournal  
Художник Павел Тайбер сделал эти рисунки, читая мои стихи.
..из цикла "Пейзажи". 2015 г.

Саша Немировский. Поэзия. Обзорная площадка.

Французский квартал

Снимаю шляпу.
Электрогитара, ударник, контрабас
И сакс.
По трапу
Клапанов пальцы –
Это почерк синкопы.
Баритон – шрапнелью звука
Тянется вязь танца.
Его стопы
По сцене в резонанс с моими,
Что по палубе зала.
Труба, подстрелившая мысль о бегстве,
Мимо
Узоров решеток домов квартала,
Взорвала мотив, что почти на бис
Обвил балконы плющом из детства.

«Нью Орлиинс»,
Твои женщины прибывают в гробах
Для продолжения рода.
Твои пираты спасают отечество
Только когда их пах
Им диктует мысли.
И даже сирена полиции, как часть природы,
Попадает в такт
Тромбону беспечности,
Играющему – ах,
Как бессильны числительные!

«Нью Орлиинс»,
Джаз твоих мини-юбок
Отплясывает вниз
По улице в параде «Марди Гра».
Принц,
Поднимающий бутафорский кубок,
Как приз
За лучшую роль. С утра
Декорации из галерей в кованых решётках
И в живых цветах,
Реальностью подтверждают прошедший вечер.
Дешёвых
Бус убранство на проводах,
На ветках. Сердечно
Вторящий джазу старый колесный пароход
Времени вопреки
И по влечению
Капитана берёт одну из нот.
Гудок плывёт
Ветром, дующим по течению
Величественной реки.

Слушать

Саша Немировский Вечный Жид

The 49-er (Сорокадевятник)

Золотоискательский городок,
Застроенный офисами хай-тека.
Отрог
Горы. Паркинг.
Электромобиль мордой у перевязи –
Кормится через провод.
Арка.
Старенькая библиотека,
Подающая повод
Вспомнить о книгах, как способе связи
С первобытной культурой ушедшего века.

Старатель, не ведающий одиночества,
Ковыряет айфон –
Но переходит к компьютеру,
Когда становится нестерпимо.
На экране, как фон,
Бежит незакрытый чат.
Равнодушный к почерку,
Он стучит пальцами.
Слушать муторно
Как строчат.

Пилигримы
Из туристов-скитальцев
Чириликают фотки
Викторианских зданий
На фоне вывесок мировых фирм.
Залив. Порт. Высотки.
Боевик-фильм.

Герой. Конечно же, герой-одиночка.
Благородный, непобедимый.
Где-то это уже было.
Сюжет, убедительно
Проходящий через точку
Невозврата
Из азарта
Погони за золотой жилой.

Саша Немировский Стихи

Дон Хуан

Я смотрю на девчонок взглядом патриарха.
Вот эта, пожалуй, подойдет моему внуку.
Бёдра, фигура, одежда – чуть-чуть неряха.
Впрочем, это поправимо, я давно набил себе в этом руку.
Мой зайчонок.
Он тоже не ахти какое сокровище –
В таких передрягах, что лучше бы и не попадать.
А девчонка хороша. Стоящая.
Так и хочется сбросить лет двадцать пять.
Я ведь «еще да».
«Папик» вполне на выданье.
Было же приключение год назад в Ницце?
Тоже точеные ножки. Талия.
Приторно.
Так и не удалось измениться.
Лица.
А сколько их было?
Цифры – утешение для слабого тела.
А, занервничала. Чувствует мой взгляд.
Обернулась. Нет, не видит. Еще бы!
С моим-то рылом
Куда тут в калашный ряд –
Скорей, в чащобу.
Кажись, стоит без дела
Ан нет, телефон зажат.
Кавалера
Ждёт? Или может, подруг?
Каблучки высокие, туфельки чуть дрожат,
Как рифмуются.
А вот и он, переходит улицу.
Узнаю походку – ну точно, мой внук!

Саша Немировский

Деревенские хроники

У соседа жила овчарка.
Он любил её, но держал во дворе.
Она лаяла на прохожих, на меня, когда, бренча
Поводком, я проходил со своей вдоль его забора.
В ноябре
Сосед завел попугая
И выставлял на двор его клетку,
Чтобы птица дышала ветром,
Тёплым не по поре.
Я привык и от собачьего лая,
Не ускоряя шаг проходил мимо,
Гуляя
Своего зверя.
С тех пор прошла не одна осень.
Приобретения и потери
Сезонов крутились,
Переплетались. И другие люди селились
В моё тело, не замечая плесень.

Не сбивая дыхания, размеренно, от края до края
Я иду по дорожке, что вдоль забора.
И только слышен лай попугая.

Саша Немировский

Халф Мун Бэй блюз

А в воскресенье мы поедем на океан.
Простыня штиля
Заблестит, отражая свет,
И заставит надеть темные очки.
Караван
Пеликанов, вздымающих крылья,
Протянется пунктиром,
Подчеркивая заходящее солнце.
А один пеликан –
Задира,
Вдруг сорвётся
Вниз, задевая за клочки
Пены, нырнет за рыбой.
Птицы уйдут за рифы.
Пучки
Света, бьющие через щели скал,
Будут смешить твои волосы
Либо
Пронизывая сарафан
Просто
Сбивать меня с дыхания,

Перемещая в раннее
Утро из другого мира,
Где живёт круглолицый очкарик –
Улыбка, косички до плеч,
Коленки в царапинах, загорелые ноги –
Где квартирой –
Пляж. За окном расторопная речь
Моря. В языках волн шарики
Гальки.
И вся жизнь на пороге.

При переносе с кальки
На полотно,
Копии все равно
Искажаются. Величина времени -
Это количество отличий,
Которое найдется
На всём, что уже дано. -
Прерывистый гудок маяка,
Птичий
Крик над заливом в обрамлении
Гор, одетых в низкие облака,
Заслоняющая от солнца,
Приподнятая твоя рука.

Саша Немировский

Открытка с Ки-Веста

Черепаха ползёт по песку в направлении корма.
Мент штрафует водителя за высокую скорость –
Лицо истекает потом, безупречная униформа
Скрывает толстое тело, как протез прикрывает полость.
Жара, отражаясь от солёной воды, мешает мысли.
Надежда лишь на кондиционер в питейном баре,
Где рубашка, наконец отлипнув от тела, повиснет
Освобождая подмышки от участия в перегаре.

Домик великого писателя в цветных шляпах –
Кишит туристское развлеченье.
Кошки, переступая на шестипалых лапах
Клянчат бутерброд, печенье
Или просто ласку.
История, затасканная,
В коммерческих целях обрастает сюжетной прытью,
Когда экскурсовод, декламируя неизвестные факты,
Излагает её, как сказку.
Как корабль во фрахты,
Музей сдаётся под свадьбы или бизнес-события.

Отпуск, протекающий на Ки-Весте, пропах сангрией,
Катанием на водных лыжах и тому подобным.
Так и хочется приказать мгновению: замри и
Остановись.
Но приходит электронная почта. С утробным
Звуком айфон выплёскивает на пляж
Реальность быта.
Гамак у моря больше не вписывается в пейзаж,
Составленный из хижины рыбака и его корыта.
Так что пора отправляться и залатывать сеть –
Какая проза.
И только светило сумеет по-королевски сесть,
Остужая закатом воздух.

Саша Немировский

Папе

Иногда, спотыкаясь о запах варёного кофе,
Я попадаю в наше обычное утро.
Глушилка борется с радиостанцией «Немецкая Волна»,
Твой набитый портфель,
Темнота
За окном.
За обрывом подоконника косо летящая пудра
Снега. До дна
Обжигающий лёгкие морозный вздох. Пешком,
Торопливо догонять трамвай
И успеть ввалиться, подтянувшись за поручень.
Стукнуться в расстояния между сумками
И прочими
Вещами. (В духоте толпы сразу теплее).
Варежкой отскрябанный край
Непрозрачных стекол в морозном рисунке.
И смотреть, смотреть, как ночь становится посветлее.

На завтрак делались бутерброды,
Иногда ленивые вареники
Со сливочным маслом.
Я входил в садик, как в непогоду,
Съёжившись от детской вражды, ожидая ненастья.
Глушилка хрипела «Голосом Америки».
Кофе, прыснув,
Шипя, заливал конфорку.
И бесконечная жизнь не имела смысла.

Сейчас, когда взгляд упирается в переборку
Авиалайнера,
Летящего над Атлантикой,
Я понимаю тебя гораздо больше.
Мы жили в рамках, следуя правилам,
Глупым, как стало понятно намного позже.

Романтика
Оставалась уделом книжек,
Собранных в домашние библиотеки
Так, что обоев на стенах было не видно.
Что-то всё-таки из нас вышло.
При взгляде в прошлое, по крайней мере, не стыдно.

Мне, наверное, уже никуда не деться,
Не сойти с вектора, начатого морозной ночью.
Я прохожу площадью.
Я вкладываю записку в стену.
Калифорнийскому солнцу не озарить детства,
Как на твою любовь не поставить цену.

Саша Немировский

Рождество

Времена взаимосвязаны
Иногда людьми, но чаще вещами –
Идеями, выраженными в материи, сообразно
Желанию создателя или владельца.
Так юнец,
Покрытый прыщами,
Или мудрец
Одну и ту же идею, то есть вещь,
Используют по-разному.
Например, плащ –
Можно продать, чтобы сейчас поесть
Или завернуться потуже, чтобы потом согреться.

Люди отображаются на времена
Отрезками разной длины,
Параллельными друг другу.
Поделённые на народы и племена,
Выходящие из одной страны,
В основном на запад с отклонениями к югу,
Они составляют эпоху.
Называют её дорога.
И говорят, что по ней время движется, ползёт, бежит.
Хорошо ли, плохо ли,
Но если посмотреть с точки зрения Бога,
То вечность – всего-то длиною в жизнь.

Спайки «человек – вещь» могут вдруг поранить
Или затопить, как внезапный поток.
Как свет, рванувшийся в приоткрытую дверцу,
Наваливается затыкающий горло комок.
Только память
По-другому болит. Потому что она не от сердца.

Итогом событий остается листок
С историей, записанной не совсем очевидцем,
Сводящей восток
И запад под одним переплётом
И перечёркивающей границы
Налётом
Войн. От той истории знобит.
Когда глядишь сквозь масленичную листву,
Как свет
Звезды парит
Над городом. Движение планет,
Причастных к торжеству,
Его не отклоняет. Фокус точен –
Он разгоняет страх.
Но больно видеть бесполезность жертвы,
Когда порочен
Столетий ход.
И странно чувствовать бессилие веков
Улучшить первый.

Надежа в том, что нерушима
В своих делах
Любовь,
Как связь из нынешних времён,
Ничуть не менее паршивых,
С прошедшими, что приняты нулём.
Феллах,
Ведущий ишака под гору
На нем – ещё девчонка, но уже с дитём.
За ними караван, вещами обрамлён,
В котором
И мы бредём.

Саша Немировский

В тени камней

В памяти горит свет.
Закат, отражённый от белого камня.
Холмы. Их линия медленно сходит на «нет»
У горизонта. Город, натянутый на подрамник
Времени. История, резонирующая прямо в кровь.
Да, я уже бывал здесь и господином, и смердом.
Я - частица этих склонённых голов,
Что под открытым небом
Строят берега добра
Размером и ритмом
Своей молитвы.
Паломники. Кошки. Детвора.
Пустынных улиц стоптанные плиты.

Я снова здесь, как раньше, и не так.
Хозяин, заскочивший в гости. Просто
Придавлен памятью. В ней старый лапсердак
Никак
Не подгоняется по росту.
Я к плёсу
Площади у Западной стены
Вдруг выброшен без всякого нажима.
Я - нерождённый сын моей страны –
Иерусалима.

Теперь ведом невидимым лучом
Сквозь трещины за каменную кладку.
Туда, где был и не был я ещё,
К началу, что в сухом остатке,
Не изменилось.
Можно, возвратясь,
Найти свой камень, чтобы прислонясь,
Почувствовать себя среди народа,
Когда, сквозь арку незаложенных ворот,
Взгляд видит чётко сущность небосвода,
Как связь времён, а не наоборот.

Как блоки стен надеты на линейку –
Лежат века. Но их не охвачу.
Я город пробегаю по лучу.
За башни, переулком, по ступенькам.
Я здесь молился, жил.
Теперь молчу.