..из цикла "Точка обзора". 2014 год. | Художник Павел Тайбер сделал эти рисунки, читая мои стихи. |
В эпоху электронной почты
Странно чернильной ручкой прожимать бумагу.
Мысли путаются за почерк.
Слово не заменишь без того, чтобы не зачеркнуть.
Я приветствую тебя из теплой калифорнийской ночи,
Прекратив работу, отвинтив заветную флягу
Скотча,
И, разбирая прошлое, - что там к чему.
Отказы памяти ещё не переходят в бессилье тела,
Но время – это количество изменений,
И их не счесть.
Смутно представляя черты лица,
Я чётко помню, ты часто ела
На завтрак яйца,
Почему-то разбивая их с тупого конца.
Я же, когда приходилось, заходил с острого.
Предпочитая разрубать ситуацию,
Нежели её решать.
Потом мы мирились. То есть, просто
Я уступал, чтобы снова начать дышать.
Мы громыхали гитарой, запивая звук «джином с тоником».
В томике
Любимых стихов залапывали страницы,
Цитируя без повода или предлога,
Когда всё остальное вызывало зевоту.
А теперь, разве что стальная рыба «боинга»
Прошумит над крышей, а так, в основном, птицы,
Берущие высокую чистую ноту
По утрам, пока ещё не случилось ничего плохого.
Нас давно разнесло на диаметр шарика.
Шайка
Распалась. Ты выбрала терпеть ревматизм севера.
Я же предпочёл цвета юга, жару и зелень.
Мы остались в слайдах на стареньком
Проекторе в полинявших красках, со сбитым фокусом.
В канители
Лет операционную систему сервера,
Общую для двоих найти, – как остановить движение -
Невозможно. Мы были слишком близки.
Ты обнимаешь незнакомых друзей,
Я, для поднятия тонуса,
Читаю, хожу в музей
И употребляю виски.
Но забывается лишь таблица умножения.
Мне проще писать, чем бояться разочарования встречи.
Непроверенный номер в моем мобильнике останется ненажатым.
Время глушит и притупляет. Ничуть не лечит.
А жаль,
Легче бы не испытывать ненависть и обожание.
Два белых шарика взлетают над Сансетом.
Цветные ленточки не прижимает груз.
Тянусь
За ними взглядом, за сюжетом,
В котором вместе счастье есть и грусть.
Под ветром
Высоту глотаю с ними.
Смеюсь на празднике, оставшимся внизу.
Мне виден океан, сегодня синий,
Не то что давеча в осеннюю грозу.
Цветные домики, спешащие под горку,
Вдоль сетки улиц, где с краев туман.
И зайчиков пускающие створки
Распахнутых оконных рам,
Где шторки
Разлетелись. Видно тесно
Им обниматься было в полный штиль.
Два белых шарика. Еще покуда вместе
Проходят церкви утонченный шпиль.
Две темных точки исчезают в отдаленье
О чем бишь я? - Давно зеленый свет.
Лишь груз от ленточек в портфеле на сиденье
Да трафиком задушенный проспект.
Слушать
Эти бусы огней уходящие в море с грудастых холмов.
Мавританские башни- тиары, где небо в подсветках.
Синтра спит. Плещет камень в разбеге веков.
Ресторанные столики спят в одеялках салфеток.
Это час. когда эльфы приходят с прогулок
В садах Риголейра.
Это время курительных трубок
С бокалом портвейна.
Португальское время эпохи смешенья времен.
Все что было уже и еще не случилось.
Здесь клен
Перемешан на склонах с хвощем и сосной.
И тут воздух звенит колокольней и пахнет весной.
Назначенье извилистых улиц
В расстановке дворцов.
Мы коснулись
Бруcчатки. И стали причастны к листве.
Дон и Донья, что из синих встают изразцов
Чтобы выйти в кроссовках в рассвет.
Ходить по порогам горных рек.
Ночевать в тайге, кормить комаров и питаться рыбой.
Эмигрировать из Совка, ибо человек
Стремиться размножаться на воле.
Хорошо, если с любимой.
Разбег
Предпочитать торможению,
Потому что сожаление
О сделанном лучше, чем покусанный локоть.
Больше стараться избегать поражений,
Чем стремиться быть понятым.
Научиться не трогать
Спелый низковисящий плод,
Чтоб потом не иметь оскомины.
Вброд,
Переходя мостовую,
Не доверять светофору.
И никогда не носить груз впустую,
Тем паче в гору.
Проживая в странах, в которых идет война,
Где новый правитель, но еще не поменяли кокарду,
Соглашаться с властью, про себя, посылая ее «на..»
И помнить столько, чтобы был смысл говорить правду.
Для успеха у половины двуногих,
Точно знать, когда не поднимать трубку,
Тогда можно, любя одну, при этом замечать многих.
Возраст - это предрассудок, если глядеть под юбку.
В конце дороги,
Возвращаться
Стараться
Всегда в одну и ту же точку на карте.
(Когда-нибудь выход из нее будет только астральный,
Что особенно интересно).
Отметкою времени там снег, убывающий в марте.
Дом - это такое место,
Где сумма прожитого - максимальна.
В азарте
Золотой лихорадки, помнить, что она – средство,
А не предназначенье.
Количество золотого песка пропорционально,
Не удовольствию увлечения.
А душам, которые реально
Могут на него согреться.
Как процесс потери физического здоровья,
Жизнь, начиная с детства,
Результатом имеет прирост нравственного.
Душа противоречит крови -
В этом тоже есть диалектика прекрасного.
Батарейка подходит к концу на моем лаптопе,
Муравей, навигирующий торчащий корень, как в плясовую,
Начинает восхождение на секвойю.
В скопе
Времени дерева мы - современники. Никуда не деться.
Светает. Я молю Учителя зачесть курсовую,
Хотя бы и скрепя сердце.
Это время детей, для меня собирающих камни.
Но увы не учитель, я сам еще тоже учусь.
Отбирая здоровье, прошу, только память оставь мне.
Я, наверное, детям, что слышат Тебя пригожусь.
Это время набора ошибок, повторов.
Где в наушниках уши. Кричи ли, шепчи ли, пиши.
Но по капле сочиться великая мудрость, которой
Удостоен зародыш, конечно бессмертной души.
Озерца из любви пересохли ручьями надежды.
Я ступаю на дно и иду там, где светится смех.
Пусть мне камни встречаются в русле все реже и реже.
Это время детей за которых в ответе. За всех.
Мы стоим на циферблате,
Чуть касаемся руками.
Часовая заблудилась, оттопыривая платье.
А под нами
Механизм застрял, в натуге -
Хоть минутную продвинуть.
Тишина. И мы невинны
И глаза в глаза в друг-друге.
Всё свершилось. Всё случилось.
Мы бежим вперед секундной
А исколотые ноги,
Отдохнуть бы залечить.
Но находятся причины.
Механизм гремит посудой
Механизм шумит в натуге
От усталости кричит.
Но пока сцепили руки.
Но пока глаза друг в друге.
Слушать
Я научусь читать слова святой земли -
Вот дерево, проросшее сквозь камень.
Котенок, копошащийся в пыли,
Над ним, в велосипедной раме,
Перебирает смуглыми ногами
На бизнес навостренный бедуин.
Так, что рука моя спешит в кармане
Потрогать кошелек.
Иерусалим
Шумит вокруг и равно безразличен
К прохожему или к пророку.
Вниз глядя, с высоты веков – они похожи,
Но кто же
Сумеет посмотреть на это сбоку?
Так неприлично,
Маскируясь под чужую душу,
Я, прикрываясь то кипой, то шляпой,
Шагаю за молящимся, и трушу,
Что не смогу, не подчинюсь порогу,
Перешагну. Что клапан
Времени, впускающий туда,
Уже не выпустит обратно,
Что, как бы ни хотелось на попятный,
Уже не смочь.
Людская человечества руда
Так переходит в дух, в молитву и в отвалы прочь.
Так в ней встречаются слова – святые пятна.
С годами больше ценишь качества души,
Чем прелесть тела, сжатого локтями.
Так, многое, что раньше было «О!», скатилось в «пшик».
Корабль времени,
Разлегшись на диване,
Гоняешь птиц случившихся событий,
Туда куда им вовсе не леталось.
Предав наитье,
Искусство тоже поменялось
Местами с жизнью. Теперь испытываешь жалость
Не к Ромео или Джульетте, а к зрителю,
Что плачет над финалом.
Вообще сюжетов оказалось мало.
Дарителю
Ужели не наскучит
Что плачут каждый раз, как будто в первый?
Увы история не учит.
А было б здорово, платя монеты,
Суметь сберечь глаза и нервы.
И может, жили б дольше..
С годами больше
Понимаешь, что жизнь кончается, когда исчерпаны сюжеты.
А что стихи все равно о чем?
Это как отправиться в плавание
На кораблике из рифмованных строчек.
Подбирая желаемое как главное,
Помня, что Бог создавал мир ночью.
Почерк
При таком раскладе был неважен.
Когда мироздание
Зазвучало – в нем уже была рифма.
Кораблик, забитый переживаниями, как поклажей
Лавирует между рифов
Сознания.
Намокает бумага – лишь бы не сесть не мель.
В нулевой тишине первый звук есть бесконечность.
А когда растает первое слово –
Это первый рассвет. Первая цель –
Вечность.
Умирающий звук, готово,
Рассыпается светом вселенной. Трель
Птичья еще не сделана,
А то бы она звучала.
У кораблика еще нет причала.
У нас с тобою еще нет тела
Но есть начало.